"Старое мое произведение,легкое по смыслу и давно написанное"

Раб

Конец лета. Полдень. Время, когда жара становится нестерпимой, и даже тень не дает от нее защиты.
Но тень - это редкое явление в колонии, где серые скалы с песком открыты солнцу и раскалены им так, что невозможно наступить босой ногой. Прожилки руды в скалах послужили поводом для основания колонии. И теперь это место является последним пристанищем для людей, потерявших свободу – для рабов.
Лязг от ударов железными кирками о камни разносится от одной скалы до другой.
Цепи и скалы. Жара и песок. Пот, кровь и боль. Больше ничего.
Совсем ничего.
Среди полуобнаженных тел рабов мелькают зловещие фигуры стражников, словно черные вороны. Кнут щелкает то тут, то там. Здесь идет своя жизнь. Жизнь обреченных.

Один из рабов трудится на краю колонии. Ниже тянется долина, пересеченная рекой. За ней – лес. Там другая жизнь. Там свобода.
Но раб не смотрит туда. Потому что рожденный свободным потерял все. В том числе страсти, желания, стремления.
Серые глаза уже давно утратили блеск. Как и потеряло смысл их выражение. Тощие ребра, худые члены. Он такой же, как и все. У него нет возраста, нет имени. Такой же… раб.
Он неуклюже двигает рукой, и кирка вылетает из кисти, звонко ударяясь о камни и скатываясь вниз по склону. Туда, где свобода. Взгляд провожает ее, и в пустых глазах появляются зависть и отчаяние. Зависть к кирке, которую не держат крепкие цепи. И отчаяние оттого, что цепи эти не разорвать.

Стоящий ближе стражник замечает все это и подходит ближе.
- Ах, ты… Мерзкая тварь! Сейчас ты получишь свое!
Кнут опускается на плечо раба, оставляя там глубокую борозду. Все тело охватывает дикая, нестерпимая боль. Зубы впиваются в губы, раздирая их в клочья.
Рука стражника отходит назад, для второго замаха, но каторжник падает оземь и бьется в судороге. А потом затихает.
- Ты сдох, раб? – стражник подходит ближе и нагибается, чтобы перевернуть тело. Но получает в лоб кулаком, обмотанным цепью и сваливается без чувств. Раб с трудом поднимается на ноги, продолжая наматывать цепь на кисть. Откуда же взялся блеск в его глазах? В них нет страха. Нет сомнений. Там только воля и жажда жизни.
К нему уже несется другой стражник, отбросив в сторону плеть и выхватив из ножен широкий меч. Но, вдруг, отбросив кирку, под ноги ему кидается седой старик. Такой же раб, как и все. Но с блеском в глазах. С тем же странным блеском.
Стражник ударяется о камень головой и затихает. А меч катится по земле… к рабу.
Клинок взлетает в воздух и опускается на цепь, вырубая искры и уничтожая преграду. Преграду к свободе.
- Беги, сынок. Она ждет тебя… Свобода… Она ждет тебя… - выдыхает старик.
Раб отшвыривает меч в сторону и бросается вниз, по склону. Падает, встает на ноги, опять падает. Ударяется о камни, катится вниз. Высоты колонии отдаляются все больше и больше. Издалека доносится лишь ругань стражи - никто не хочет катиться вниз по уступам скал.
Раб встает на ноги. Рука неестественно вывернута. Скорее всего сломана. Но он не обращается внимания. Бросается в воду, плывет. Начинает тонуть, но плывет дальше. Выходит на берег. Оборачивается назад и… останавливается.
За ним никто не спешит. Он… свободен! Вокруг глаз собираются веселые морщинки, глаза светятся счастьем. Лицо сияет. Впервые за долгие годы каторги.
- Свобода! Я вернул ее! – раб смеется, как ребенок.
Он смотрит на солнце. Не на жестокое солнце, а на родное, согревающее солнце. Голубое небо. Тихий всплеск воды позади. И робкий шелест листвы леса впереди.
На лице раба появляются слезы. Но это не слезы муки и страдай. Это слезы счастья. Слезы свободного человека. Лучики солнца отражаются от соленых капелек, заставляя их переливаться. И рабу хочется петь…

… Удар плетью… еще удар…
- Вставай, раб! Ты не будешь получать еду три дня за потерю инструмента. – злоба в голосе стража достигает пика, будто раб нанес личную обиду - А теперь жди новую кирку. Ее скоро принесут.
Боль оттесняет наваждение, и раб приходит в себя. С трудом встает на ноги. На ноги, закованные в цепи. Старая кирка валяется далеко внизу. В глазах рядом работающего старика – вечная пустота. Пустота глаз человека, рожденного свободным, но потерявшего ее. Глаза раба…

Наказанный каторжник берет новую кирку и продолжает работу. Удар по скале, еще удар. Вечная пустота в глазах. В глазах рожденного свободным, но потерявшего ее.
И лишь не успевшие упасть капельки слез в уголках глаз. Слезы короткого счастья... свободного человека...